Неточные совпадения
Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная, серебряная Венера низко на западе уже
сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял
звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде
звезды Медведицы.
Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз.
Сладко любить их, завидная доля;
Но веселей молодецкая воля.
Золото купит четыре жены,
Конь же лихой не имеет цены:
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет.
Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов;
звезды спокойно
сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..
Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была тихая и морозная. Месяц и
звезды ярко
сияли, освещая площадь и виселицу. В крепости все было спокойно и темно. Только в кабаке светился огонь и раздавались крики запоздалых гуляк. Я взглянул на дом священника. Ставни и ворота были заперты. Казалось, все в нем было тихо.
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо.
Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью
сияетИ пышных гетманов сады
И старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но в замке шепот и смятенье.
В одной из башен, под окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей сидит
И мрачно на небо глядит.
Блеск этих
звезд сиял ярче свеч, но недолго.
Солнце не успело еще догореть, вы не успели еще додумать вашей думы, а оглянитесь назад: на западе еще золото и пурпур, а на востоке сверкают и блещут уже миллионы глаз:
звезды и
звезды, и между ними скромно и ровно
сияет Южный Крест!
Но вы с любовью успокоиваетесь от нестерпимого блеска на четырех
звездах Южного Креста: они
сияют скромно и, кажется, смотрят на вас так пристально и умно.
— Ничего-с. Свет создал Господь Бог в первый день, а солнце, луну и
звезды на четвертый день. Откуда же свет-то
сиял в первый день?
Воздух был свежий и холодноватый, на чистом небе
сияли крупные
звезды.
О, он плакал в восторге своем даже и об этих
звездах, которые
сияли ему из бездны, и «не стыдился исступления сего».
Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз;
Сладко любить их — завидная доля!
Но...
Бесчисленные поколения людей, как мелколесье на горных склонах, уместились на расстоянии двадцати столетий, протекших с той ночи, когда на небе
сияла хвостатая
звезда и в вифлеемской пещере нашла приют семья плотника Иосифа, пришедшего из Назарета для переписи по указу Августа.
А когда она подымала свои ресницы, чтобы взглянуть на него, то глаза ее
сияли, как
звезды, и становились влажными.
Вдруг, мгновенно, ее прелестные глаза наполнились слезами и засияли таким волшебным зеленым светом, каким
сияет летними теплыми сумерками вечерняя
звезда. Она обернула лицо к сцене, и некоторое время ее длинные нервные пальцы судорожно сжимали обивку барьера ложи. Но когда она опять обернулась к своим друзьям, то глаза уже были сухи и на загадочных, порочных и властных губах блестела непринужденная улыбка.
Много красавиц в аулах у нас,
Звезды сияют во мраке их глаз...
Копье
сияет, как
звезда...
За окном
сияло голубое небо, сверкали редкие
звёзды лунной ночи и вздрагивала листва деревьев, словно отряхая тяжёлый серебряный блеск. Был слышен тихий шорох ночной жизни растений и трав.
Лет десять
сияла Нунча
звездою, всеми признанная первая красавица, лучшая танцорка квартала, и, будь она девушкой, — ее, конечно, выбрали бы королевой рынка, чем она и была в глазах всех.
— Еще бы, в балете была! Да не в том дело. А вот вы верно сказали — вся радостью
сияет. Это она после вчерашнего. Вы знаете, кто это? Это восходящая, яркая
звезда.
Первое, что мелькнуло сейчас в моей памяти, — это солнечный мартовский день, снежное полотно, только что покрывшее за ночь площадь, фигура розовой под солнцем девушки, которая выпрыгнула из кареты и исчезла вот в этом самом подъезде Малого театра. «Вся радостно
сияет! Восходящая
звезда!» И это было так давно…
Отец протопоп видел, говорит: «аки бы
звезды во мраке
сияют, когда он вращается», а учение бросил, — вот я его теперь за все сразу и проучу — и за краткий сюртук, и за плясание, и за камзельку с стекловидными пуговками, да… вот я его, скакуна, усмирю… да; я возьму его да на тебе и женю.
Покрыто ли небо тучами или
сияют на нем луна и
звезды, я всякий раз, возвращаясь, гляжу на него и думаю о том, что скоро меня возьмет смерть.
Под сводом сумрачного храма
Знакомый образ иногда
Скользил без звука и следа
В тумане легком фимиама;
Сиял он тихо, как
звезда;
Манил и звал он… но — куда?..
Много веков прошло с той поры. Были царства и цари, и от них не осталось следа, как от ветра, пробежавшего над пустыней. Были длинные беспощадные войны, после которых имена полководцев
сияли в веках, точно кровавые
звезды, но время стерло даже самую память о них.
Потолок же был покрыт голубой глазурью, и на нем
сияло золотое солнце, светилась серебряная луна, мерцали бесчисленные
звезды, и парили на распростертых крыльях птицы.
На небе
сияли бесчисленные
звезды.
«А что, Алеша? знал я тебя малым дитей, братался с твоим родным батюшкой, хлеб-соль вместе водили — скажи мне, Алеша, дойдешь ли без лодки до берега, иль сгинешь ни за что, душу погубишь свою?» — «Не дойду!» — «А ты, добрый человек, как случится, не ровен час, и тебе порой водицы испить, дойдешь или нет?» — «Не дойду; тут и конец моей душеньке, не сносить меня бурной реке!» — «Слушай же ты теперь, Катеринушка, жемчужина моя многоценная! помню я одну такую же ночь, только тогда не колыхалась волна,
звезды сияли и месяц светил…
…На дворе темно. Над ним
сияет, весь в блеске
звёзд, квадратный кусок синего неба, и, окружённый высокими стенами, двор кажется глубокой ямой, когда с него смотришь вверх. В одном углу этой ямы сидит маленькая женская фигурка, отдыхая от побоев, ожидая пьяного мужа…
Теперь стало светло — гораздо светлее, чем при начале ночи. Это происходило, конечно, оттого, что они были гораздо ближе к
звездам.
Звезды, величиною каждая с яблоко, так и сверкали, а луна, точно дно большой золотой бочки,
сияла, как солнце, освещая равнину от края и до края.
Ты цепь существ в Себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся.
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются,
сияют,
Так
звезды в безднах под Тобой.
— Помнишь, как в первый раз мы встречали с тобой великий Христов праздник?.. Такая же ночь была, так же
звезды сияли… Небеса веселились, земля радовалась, люди праздновали… А мы с тобой в слезах у гробика стояли…
Переливчатым блеском сверкают частые
звезды: горят Стожары [Плеяды.], широко над севером раскинулся ярко мерцающий Воз [Большая Медведица.], белыми прогалинами с края до края небес
сияет Моисеева дорога.
Здесь на просторе полумесяц казался более и
звезды сияли ярче.
Луна
сияла в полном блеске, а небо блестело
звездами.
Она темной густой пеленой осталась за ним. Впереди горизонт был чист. На небе
сияла луна и мигали
звезды.
Все бросились наверх и были поражены тем, что увидали. Действительно, море точно горело по бокам корвета, вырываясь из-под него блестящим, ослепляющим глаз пламенем. Около океан
сиял широкими полосами, извиваясь по мере движения волны змеями, и, наконец, в отдалении сверкал пятнами,
звездами, словно брильянтами. Бока корвета, снасти, мачты казались зелеными в этом отблеске.
Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее, плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои»… — прозвенело в душе его. О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем даже и об этих
звездах, которые
сияли ему из бездны, и не стыдился исступления сего»…
На дворе уже была ночь,
звезды сияли во все небо, ветер несся быстрою струей вокруг открытой платформы и прохлаждал горячечный жар майорши, которая сидела на полу между ящиками и бочками, в коленях у нее помещался поросенок и она кормила его булочкой, доставая ее из своего узелочка одною рукой, меж тем как другою ударяла себя в грудь, и то порицала себя за гордыню, что сердилась на Лару и не видалась с нею последнее время и тем дала усилиться Жозефу и проклятому Гордашке, то, подняв глаза к звездному небу, шептала вслух восторженные молитвы.
Под звуки марша мы все вошли в зал и прошлись полонезом, предводительствуемые нашим танцмейстером Троцким, высоким, стройным и грациозным стариком, с тщательно расчесанными бакенбардами. Maman шла впереди,
сияя улыбкой, в обществе инспектора — маленького, толстенького человечка в ленте и
звезде.
В это время из залы донеслись звуки рояля, двери бесшумно распахнулись, и мы ахнули… Посреди залы, вся
сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и
звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими. Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб.
Я снова поставил больному клизму и вышел наружу. В темной дали спало Заречье, нигде не видно было огонька. Тишина была полная, только собаки лаяли, да где-то стучала трещотка ночного сторожа. А над головою бесчисленными
звездами сияло чистое, синее небо; Большая Медведица ярко выделялась на западе… В темноте показалась черная фигура.
Я проснулась вся в холодном поту. Сумерки давно спустились. Прямо передо мной в открытое окно
сияла крупная, как исполинский алмаз, одинокая вечерняя
звезда.
Сгущались зеленоватые июньские сумерки, чаща сада темнела, сквозь ветки горела вечерняя
звезда; дом
сиял огромными освещенными окнами, смех, звон посуды, звуки рояля из гостиной.
Заезды, вы,
звезды!
Широко, привольно,
Прекрасно, просторно
Вам там, в небесах!
Скажите ж мне,
звезды.
Зачем вы
сияете,
Будто бы что-то
Мне тут обещаете?..
Был ранний зимний день. Морозило. Небо было безоблачно и
звезды сияли как-то особенно ярко. В городе было тихо, лишь изредка кое-где слышался визг санных полозьев.
Процвели те старцы в пустыни невидимой, яко крини сельные и яко финики, яко кипарисы и древа не стареющия;
просияли те старцы, яко камение драгое, яко многоценные бисеры, яко
звезды небесныя…
И
звезды в зеленоватом небе
сияли тихо, ясно. Человеческие жизни, ясные
звезды — все равно. Каждую ничем нельзя заменить, каждой нет цены. Если только любить себя, то это так легко почувствовать и понять! Кругом холодно, темно, людям нужно бы жаться друг к другу. А они все, сами застыв от холода, высматривают из-за насыпей, как бы всадить друг в друга пулю…
Они шли над Окой, на горе
сиял окнами обоих этажей дворец, а вверху шевелились густые
звезды.
Над ними над всеми яркой
звездою сиял Александр Алексеевич Панчулидзев в Пензе, на которого дерзкою рукою «навел следствие» немножко известный в литературе своими «стансами» Евфим Федорович Зарин («Библиотека для чтения» — «стансы Зарина» и т. д.).